Виктория ГАНЧИКОВА

КОЛА БРЮНЬОН СИБИРСКОГО РАЗЛИВА
Эдисон Денисов как единство и борьба противоположностей

NovayaGazeta.Ru
№ 67 • 27 ноября 2000 г.
© АНО РИД «НОВАЯ ГАЗЕТА»

Эдисон Васильевич Денисов, один из крупнейших русских композиторов ХХ века, прожил жизнь, которая могла бы служить иллюстрацией «закона единства и борьбы противоположностей».

Коренной сибиряк, родившийся в Томске, не мысливший себя вне России, умер и похоронен на кладбище Saint Mande на окраине Парижа.

Выпускник математического факультета университета, специалист по функциональному анализу неожиданно для всех «уходит в музыку» — решает стать композитором.

Ему свойственны, с одной стороны, сухость и ясность мышления, склонность к холодным логическим построениям в теории, с другой — романтический экспрессионизм в композиции...

Коллеги и преподаватели долго отказывались признать присутствие у Денисова мелодического дара, а он сам отстаивал приоритет мелодизма в композиции в самом прямом, «песенном», понимании этого слова.

В момент выбора между математикой и музыкой проявились денисовские черты характера: организован-ность и редкая способность к концентрации, бестрепет-ность в принятии решений, последовательность в достижении целей. 

Он посылает свои произведения на суд величайшему композитору эпохи Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу и вступает с ним в переписку.

Первая попытка поступить на кафедру композиции Московской консерватории заканчивается неудачей. Его поддерживает только Шостакович: «Дорогой Эдик. Ваши произведения поразили меня... Вы обладаете большим композиторским дарованием. И будет большой грех, если вы зароете ваш талант в землю»; «Его произведения отличаются хорошим вкусом, яркостью мелодии, сердечной лирикой, чувством музыкальной драматургии. Денисов обладает драгоценным для каждого композитора чувством юмора...»

Влияние гения Шостаковича на начинающего композитора было огромно. Уже поступив в консерваторию, он продолжает писать «под Шостаковича» и неожиданно слышит от своего преподавателя композиции Виссариона Яковлевича Шебалина: «Шостакович — композитор не ваш. Пройдет время, и вы от него отойдете. Мой вам совет — больше изучайте Дебюсси, это гораздо ближе вам». Впоследствии Денисов не уставал удивляться прозорливости своего учителя: за свою работу над восстановлением и инструментовкой незаконченной и забытой оперы Клода Дебюсси «Родриго и Химена», которая была исполнена в Лионе в 1993 году, он получил награду — Гран-при города Парижа.

Внутренние противоречия, связанные с влиянием Шостаковича, заставили Денисова после окончания консерватории пересмотреть написанные им сочинения, решительно объявить их неудачными и заново начать поиск стиля. Первым «своим» произведением, опусом № 1, он назвал кантату «Солнце инков», которая сразу принесла ему мировое признание — премьеры состоялись в Германии и Франции, дирижировал Бруно Мадерна.

Вспоминая впоследствии своего великого друга Шостаковича, Денисов проводит границу между благодарностью за бесценную поддержку и правом критиковать эстетические и общественные позиции классика советской музыки. Тем не менее во всех трудах, посвященных Денисову при жизни (когда документальный материал он предоставлял сам), главное место занимают адресованные ему письма Шостаковича.

'Диссидент' — этот ярлык намертво приклеивают к имени Денисова в начале шестидесятых годов. Очередной парадокс: он никогда не занимался политикой, но был занесен в «черные списки». Его сочинения были запрещены к исполнению.

В 1986 году состоялась выставка художников-нонсоц-реалистов на Кузнецком Мосту. Акция явно была организована «для галочки», знаменовала начало перестроечных свобод, длилась всего несколько часов. В небольшом пространстве на маленькой эстраде состоялся концерт из произведений композиторов-нонсоцакадемистов — Губайдулиной, Шнитке и Денисова. К тому времени я уже опубликовала ряд больших статей в газете «Советская культура» и предложила туда рецензию на эту акцию. Редактор Колосова строго на меня посмотрела и сказала очень тихо и доверительно: «Нам запрещены все эти имена даже к упоминанию...» К счастью, запрет не распространился на голос моей виолончели и мой репертуар.

Прорыв к мировой известности с «Солнцем инков» обошелся Денисову дорого. В 1968 году он был уволен с должности преподавателя инструментовки Московской консерватории за «идеологическую невыдержанность». Протесты студентов его класса были столь отчаянными, что заставили несгибаемого ректора консерватории А. В. Свешникова отменить решение и принести Денисову извинения.

'Диссидентство' Денисова было не надуманным. Уже в конце 50-х он понял, что советское композиторское искусство, находясь в вынужденной изоляции, не развивается, и начал самостоятельно изучать Стравинского, Бартока, Хиндемита, Шёнберга, Берга, Веберна. Он глубочайшим образом анализировал современные композиторские техники, доставая записи и ноты буквально из-под земли. И делал это не только для себя. Он постоянно устраивал прослушивания и обсуждения произведений для своих коллег. Звучала музыка Булеза, Ноно, Ксенакиса, Кшенека, Мессиана, Кейджа, Крама, Дютийё, Айвза. Его энтузиазм был настолько заразителен, что у него появились соратники среди молодых композиторов, которые стали считать делом чести использовать в своих сочинениях новые техники. Ирина Шнитке вспоминает, что Эдисон Денисов вызывал особое уважение за неистовое служение музыке. Ему прощали жесткую, категоричную и прямолинейную манеру общения, которая приводила порой к ссорам даже с таким деликатным человеком, как Альфред Шнитке.

В 1966 году Денисов взорвал музыкальную общественность. В итальянском журнале «Il Contemporaneo» появилась статья «Новая техника — это не мода», где автор заявил о существовании в СССР современной композиторской школы, находящейся в конфронтации с официальной академической. Он назвал никому еще не известные имена: Арво Пярт, Альфред Шнитке, Софья Губайдулина, Николай Каретников, Алемдар Караманов, Сергей Слонимский, Борис Тищенко, Андрей Волконский, Валентин Сильвестров, Родион Щедрин. Денисов не ошибся. Золотой фонд русской музыки ХХ века. Каждое имя — в ряду самых исполняемых на нынешний день в мире. Сильвестров моментально отреагировал: «Спасибо за статью. Мы все ее прочли... Эта статья будет иметь решающее значение в деле выхода из подполья новой советской музыки».

Автор явно объявил войну установкам официального советского искусства. Он писал, что современная советская музыка плохо известна на Западе, об опасности «академизма», о том, что «рамки тональной системы стали слишком тесными для разработки новых идей, непрерывно поставляемых жизнью».

Денисов знал, что «дразнит быков», но продолжал публиковать за рубежом статьи и интервью, передавать ноты. Союз композиторов немедленно созвал заседание с повесткой дня «О нарушении этических и гражданских норм некоторыми членами Союза композиторов». Докладывал Т. Н. Хренников. Но ни официальные санкции, ни разоблачительные публикации в прессе не могли остановить Денисова.

В 1971 году терпение властей предержащих советской музыки лопается. Принимается постановление, запрещаю-щее передачу за границу нотного или литературного материала без ведома и одобрения секретариата — вплоть до исключения из Союза композиторов. В то время это означало творческую и общественную смерть.

С одной стороны, не прекращается кампания запретов и гонений, с другой — растет международная известность Денисова. В Париже и Дармштадте снова исполняется «Солнце инков», в Гамбурге — «Реквием», в Милане — Скрипичный концерт, в Париже — опера «Пена дней», симфония № 1 и многое другое. Нет ни одного музыкального жанра, которому он не отдал бы дань: оперы, симфонии, балет, инструментальная и камерная музыка, вокальная и для новых, неожиданных составов. Он писал для кино и театра, предпочитал театр Юрия Любимова.

Работоспособность Эдисона Денисова была уникальной. Энергия в организации исполнений своих произведений — неистощимой. Он поддерживает самые тесные дружеские контакты с большинством крупных исполнителей в России и за рубежом, где его издают, изучают, исполняют. Ему пишут крупнейшие композиторы разных стран.

Штокхаузен: «Я всегда полагал, что однажды новая музыка приобретет большое значение для вашей страны...»

Янис Дютийё: «Я присутствовал на концерте... произведение очень хорошо приняли, оценили, было много аплодисментов... мне бесконечно понравились дух, точность письма, свобода языка».

Все это — на фоне продолжающегося противостояния с официальными кругами, контролирующими все международные контакты. Денисова не выпускали даже по личным приглашениям на премьеры его сочинений.

Пьер Булез писал ему: «Я был в высшей степени взбешен из-за того, что этот отказ исходит от музыкальных чиновников самого низкого сорта, которые сами пишут музыку, «достойную лишь помойки», как говаривал Варез. И потом, существует вопрос личной свободы; нет никакой причины, по которой чиновник для своего собственного «удовольствия» (как во времена Людовика XIV) запрещает вам безо всякого законного основания поехать и услышать свое произведение».

Только в начале 90-х годов Хренников приглашает Денисова на пост секретаря Союза композиторов России. Он становится президентом Ассоциации современной музыки (АСМ). Выбрали его единогласно — не было другого столь же инициативного, с такими широкими международными связями.

Денисов очень резко критиковал французское композиторское искусство. Но в его тоне ощущалась родственная теплота. Несносностью и задиристостью истинный сибиряк Эдисон Васильевич весьма смахивал на галла Кола Брюньона. Один из близких его друзей — Жан-Пьер Арманго — вспоминал: «Кто не слышал, как он «разделывает» язык того или иного модного композитора с жесткостью, лишенной всякого злословия». Неправда. Эдисон Васильевич любил и знал толк в злословии, но... оно было талантливо и конструктивно. Французским языком и поэзией Денисов был увлечен смолоду, учил язык сам, писал романсы на тексты Нерваля, Бодлера, Бержере, Майо. По роману Бориса Виана и собственному либретто он создает превосходное полотно — оперу «Пена дней», за которую получает титул «офицера ордена литературы и искусства». Один из фестивалей современной музыки на «Радио Франс» был посвящен Эдисону Денисову.

Франция пришла на помощь композитору, когда в 1994 году с ним случилась беда — автокатастрофа (лобовое столкновение). «Это был «Форд»-убийца, разбивший меня на части. Меня спасло только то, что сиденья моей старенькой «Волги» сорвались и от удара отъехали назад — удар был смягчен». Переломы, внутренние кровоизлияния, длительное бессознательное состояние... После уникальной операции, которую сделали врачи в маленькой больнице в Старой Рузе (место трагедии), по инициативе Жака Ширака в Москву был послан специально оборудованный самолет. Отныне и до конца жизнь Денисова была связана с французским военным госпиталем Bejen.

Когда я навестила его в этом госпитале, он еще не вставал, но уже писал. Потрясенные врачи рассказывали, что первые слова, которые он произнес, открыв глаза, были французские: он просил нотную бумагу и карандаш. Он писал, терял сознание, приходил в себя и снова писал. За два года, отпущенные ему для завершения земного пути, он создал еще 17 произведений. Судите сами, о чем: «Рождение ритма», «Архипелаг снов», «От сумрака к свету», «Женщина и птицы»... Самое значительное из последних — завершение Денисовым религиозной драмы Шуберта «Лазарь, или Торжество воскрешения»: он просто ликовал, когда закончил эту работу.

Денисов не видел никакого противоречия в том, что, эстетически ориентированный на западные музыкальные техники (серийную, алеаторику, сонорику, электронику), став на долгие годы на родине музыкальным парией, он никогда не хотел покинуть Россию. Незадолго до его смерти мы встретились в его маленькой квартирке в Париже на улице Бланки, где он жил со своей второй женой Катей и маленькими дочками Аней и Машей. Он был тяжело болен, но по-прежнему готов к острой полемике, к шокирующим высказываниям — впрочем, абсолютно искренним.

Разговор зашел о творческой трансформации русских композиторов-эмигрантов. «То, что пишут сейчас Шнитке и Волконский, — на два этажа ниже того, что они делали в России! Соня Губайдулина тиражирует упрощенные варианты тех находок, которые относятся к донемецкому периоду...»

Он очень хотел вернуться в Россию. «Вот мой друг художник Слепышев вернулся из Парижа в Москву и пишет письма — весьма доволен. И потом, как тут учить детей, где, у кого? Во Франции, да и повсюду нет школы, только у нас существует настоящая музыкальная педагогика, стройная и последовательная».

Когда Денисов узнал, что операция (по поводу обнаруженного рака) не может ничего изменить, он подписал все бумаги, чтобы остановить лечение и сделать ему необходимые усыпляющие уколы. Сердце его билось еще 14 часов, а 24 ноября в час ночи его не стало. Нет, он не был самоубийцей. Это был последний парадокс его жизни — страстный жизнелюб и романтик подверг математическому анализу прожитое, сделанное и предназначенное ему судьбой, привел в порядок свои дела, закончил незаконченное, даже побывал на последней германской премьере в октябре...

В холодный дождливый день 28 ноября в Париже, в соборе Св. Александра Невского происходит отпевание выдающегося русского композитора Эдисона Васильевича Денисова. Среди собравшихся — родные, ученики из разных стран мира, коллеги, директора «Радио Франс», IRCAM, профессора Парижской национальной консерватории и Консерватории имени Чайковского. Траурное пение сопровождается мерными ударами молотка (в соборе идет ремонт) — парадоксальный символ, столь противоречащий музыке самого композитора, проникнутой светом и верой.

(Источник: novayagazeta.ru)

---

[ Эдисон Денисов]