Из интервью Пола Маккартни 

Курту Лодеру

 

Вопрос: ........ Все в один голос утверждают, что Вы вновь стали новатором там, где, казалось, все возможности исчерпаны.

 

Маккартни: Знаете, что самое забавное? Было время, когда среди всех членов "The Beatles" я считался - да и действительно был - самым склонным к авангарду. Я говорю о периоде, когда мы работали над альбомом "Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band": общая идея пластинки была моя, и я как мог оказывал давление на остальных. С самого начала мы решили: над альбомом работает не "The Beatles", а другая группа, понимаете? Мы вообразили, что перестали быть "The Beatles". Каждый должен был забыть все, что мы делали прежде. Джон в то время жил с женой и ребенком в Уэйбридже, а я обитал в холостяцкой квартире в Лондоне, преимущественно бездельничал, ходил по вечерам в театр, прочитал всего Тургенева. Отличное было время! Я увлекся любительской киносъемкой, из нескольких лент я монтировал фильм, подгоняя самые различные сюжеты, и был чрезвычайно доволен своей режиссурой. Помнится, я даже осмелился показать наиболее удачный маразм самому Антониони, он в это время снимал в Лондоне "Blow Up". Метр приехал ко мне домой и во время просмотра несколько раз вежливо улыбнулся; думаю, больше всего ему хотелось вышвырнуть меня в окно.

 

Потом я начал безобразничать со звукозаписью: включал магнитофон и валял дурака на пианино, затем накладывал партию гитары, а в самом конце находил ритм и выбивал его на кастрюлях. Я прогонял всю эту чертовщину в обратную сторону, с разными скоростями и рассылал готовые записи знакомым, так, ради смеха. Я совсем одурел от этих упражнений и, чтобы развлечься, стал пугать Джона, что выпущу сольный альбом под названием "Пол Маккартни переборщил". Джон поначалу хихикал, но потом ему надоел этот цирк, и он позвонил мне в пять часов утра, предложив на выбор: "Либо ты выпустишь свой чертов альбом и оставишь меня в покое, либо я тебя убью!" По-моему, он не шутил, потому что я перед этим позвонил ему в четыре часа утра. А вообще, мы часто с ним развлекались подобным образом. Между прочим, немногие знают, но первым с Йоко Оно познакомился я: она как раз приехала в Лондон и очень интересовалась модернизмом, а кто-то из моих знакомых сказал ей, что знает одного сумасшедшего авангардиста, и привел ее ко мне. Она послушала всю эту кастрюльную чушь, я прочитал ей несколько набросков к "Sgt. Pepper's..." Что ж Вы думаете, понравилось. Но знаете, если честно, то мне очень не хотелось расставаться с моей дребеденью - а она просила! - и я сказал, что знаю еще более чокнутого парня, и отвел ее к Джону. Когда они встретились, мне показалось, что в комнате сверкнула молния. Во всяком случае, Джон влюбился до потери памяти. И вначале дико ревновал Йоко ко мне - она же была моей знакомой.

 

Вопрос: Говоря о Поле и Линде и о Джоне и Йоко, неизбежно возникает вопрос о распаде "The Beatles". Никто до сих пор не знает, что же произошло на самом деле, каковы истинные причины распада?

 

Маккартни: Мне кажется, что однозначно на такой вопрос ответить невозможно - слишком много субъективных факторов наложилось одновременно. По-моему, все началось с "White Album" и перекинулось в 1970 год. Непонимание, нежелание, неестественность... Очень много слов, начинающихся с "не", и любое можно поставить перед "The Beatles". Нам стало трудно вместе, и наиболее остро это начало ощущаться во время работы над "Let It Be". Первым не выдержал Джордж, потом Ринго, они ушли, но нам казалось, что еще не все потеряно и мы сумеем повернуть стрелки вспять. Сейчас все в каком-то тумане, я не могу вспомнить точную хронологию событий, но за некоторые могу поручиться. После того как "Let It Be" был готов - примерно в то время, когда я задумал сольный альбом "McCartney", - мы встретились в нашей студии "Apple". Мы собрались для того, чтобы откровенно поговорить, и нам было что сказать друг другу. Могу привести мои аргументы. Я сказал, что мы должны снова собраться: "The Beatles" не имеют права уподобляться склочным кумушкам, мы всегда были маленькой коммуной, и нам нужно такими и оставаться. Я предложил организовать небольшой клуб, в который вошли бы наиболее близкие друзья каждого из нас, и устроить мини-турне, такой бродячий цирк "Одинокие сердца". Мне казалось, что нам еще надо научиться быть группой, потому что мы постепенно превратились в бизнесменов: музыкальная группа "The Beatles" вдруг стала торговым предприятием "Apple". Джон искоса взглянул на меня, как петух, готовящийся клюнуть зерно, и сказал: "По-моему, ты рехнулся. Я не собираюсь обсуждать твои глупости и ухожу из группы". Это его подлинные слова. У нас отвисли челюсти. И тут он пустился в объяснения, что, мол, хорошо высказать все сразу, без утайки, это приносит облегчение всем. Он стал рассказывать, как объявил своей жене о том, что собирается с ней развестись, и как ему после разговора стало легко, и как прекрасно она почувствовала себя после его слов. Конечно, очень любезно было со стороны Джона рассказать нам о своих намерениях, но я не могу сказать, что испытал облегчение.

 

Поначалу мы решили не объявлять о распаде. Но я уже не мог смотреть в глаза знакомым, которые приставали с вопросами: "Как дела в группе?" Я-то прекрасно знал, как наши дела. То, что я сделал в конце концов, сейчас, по прошествии всех этих лет, кажется мне бессердечным и даже циничным, что-то воде плохого конца в фильме. Все произошло следующим образом: я уже готовил к выпуску "McCartney" и вовсе не хотел, чтобы пресса устроила истерику по этому поводу. Когда меня в очередной раз спросили о дальнейших планах "The Beatles", я предложил журналисту составить для меня список вопросов, на которые я отвечу ему письменно, и после мы сделаем из этого списка вкладыш в мой альбом. Я ответил на все его вопросы и в самом конце приписал: "Группа "The Beatles" распалась". Подпись" "Пол Маккартни". Когда Джон узнал об этом, я думал, что он сойдет с ума от ярости, - правда, известная всем нам, оказалась смертельным ударом, когда мы увидели ее напечатанной типографским шрифтом. У меня даже мелькнула мысль, что Джон шутил, когда говорил о своем выходе из "The Beatles". Но, в конце концов, почему мы должны скрывать правду, когда "The Beatles" уже не существовали почти пол года? Рано или поздно секрет выплыл бы наружу, но с такими невероятными подробностями, что нам всем пришлось бы туго. Возможно, та форма, в которой я подал эту новость, была не самой удачной, может быть, мне надо было быть более деликатным или сделать то же самое, но согласовав с другими. Не знаю. Тогда я чувствовал себя в праве сделать заявление именно таким образом.

 

Вопрос: Скажите, а другие "The Beatles" не почувствовали себя обиженными, когда ваш "McCartney" появился на свет, ведь это произошло за месяц до выхода "Let It Be"?

 

Маккартни: Да, Джон решил, что я сделал свой пресс-релиз, чтобы разрекламировать сольный альбом, возможно, отчасти он был прав, но даже если и так, то я действовал не из этих побуждений. Хотя должен признать, выглядело все довольно странно. Сам факт, что я сделал свой альбом, никого не удивил и не возмутил, вспомните, и Джон и Джордж к тому времени тоже имели несколько сольных альбомов. Но после этих событий мы наконец стали отдавать себе отчет, что "The Beatles" больше нет. До этого Джордж, Ринго и я регулярно звонили друг другу, пытаясь как-то исправить положение: мы действительно думали, что "The Beatles" можно сохранить. Но все упиралось в Джона, который так стремительно ринулся в новую жизнь, что ничего не хотел видеть - он пытался отсечь даже самые безобидные призраки прошлого. Я не думаю, что мы имеем право винить его. Ему всегда нравились новые люди, он быстро загорался свежими идеями, он попал в Нью-Йорке в интеллектуальную элиту, и она пришлась ему по душе. Джон раскрылся навстречу, и волна захлестнула его. Я не говорю, что это плохо.

 

Вопрос: Как Вы отнеслись к тому, что Леннон полностью отгородился от своего прошлого?

 

Маккартни: Было грустно. Он исчез с горизонта, и мы не знали даже, где он живет, тем более - что делает. Доносились какие-то слухи, но истинное положение дел оставалось тайной. Ясно было одно: Джон взял новый курс, а это означало, что его будет бросать из одной крайности в другую. Потому что Леннон был таким человеком, который не обращает внимания на условности и не подчиняется никаким правилам. Он хотел вести такую жизнь, какую сам себе придумал, а его фантазия не знала предела. Знаете, он так часто повторял одну фразу, что , по-моему, она превратилась в его кредо: "Если ты стоишь на краю обрыва и раздумываешь, прыгнуть или нет, - прыгни!" Что касается меня, то я всегда выбирал второе. Многие, знаю, прочитав Вашу статью, обвинят меня в трусости. А вы поставьте себя на край пропасти! Не надо даже пытаться отождествлять себя с Джоном, его нельзя судить по обычным человеческим меркам. А насчет прыжка с обрыва подумайте на досуге. Это не так просто, как может показаться, на подобное отваживаются немногие, а оставшиеся обвиняют друг друга в трусости.

 

Как-то Джон прочитал, что древние римляне и греки делали особо выдающимся персонам трепанацию черепа, что якобы позволяет избежать стрессов или что-то в этом роде. Он прибежал ко мне домой и стал уговаривать поехать в больницу: он уже обо всем договорился, и нам быстренько проковыряют в башке дырочки. Я уперся и сказал, что никуда не поеду. Джон размахивал руками и кричал, что я ретроград и ничего не понимаю. Я устал с ним бороться и предложил, чтобы он отправлялся на это увлекательное мероприятие один, а потом, когда я увижу, что ему действительно здорово, последую его примеру. Конечно же, он никуда не пошел. И дело не в этом, я рассказал Вам эту историю, чтобы Вы немного представляли себе, что значит быть близким другом Джона Леннона. И я счастлив, что был другом этого сумасброда.

 

Вопрос: Скажите, Вы действительно пользовались наркотиками, чтобы вызвать приток вдохновения, как писали некоторые издания?

 

Маккартни: Какая чушь! Я не понимаю, почему всем так хочется, чтобы я был наркоманом, расистом?! Может быть, я зря рассказал Вам случай с трепанацией: завтра кто-нибудь в "Sun" напишет, что в мою голову забит здоровенный гвоздь! Но я отвечу на Ваш вопрос. В моей жизни нет места наркотикам, я ненавижу их! Однажды, дело было в студии "Abbey Road", когда мы работали над "Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band", кто-то из персонала подсунул мне таблетку ЛСД. Боже, если бы вы знали, через какой ад я прошел! Никогда не думал, что окажется так страшно! Честно говоря, я не понимаю, зачем люди сознательно принимают эту отраву. Мне много рассказывали об ощущениях, которые по яркости не сравнимы ни с чем, но, кроме ужаса и невероятного страха, я ничего не почувствовал. После того случая у меня больше ни разу не возникало желания еще раз погрузиться в такой кошмар. И слава богу, что я не стал принимать наркотики - Слишком много моих друзей прошли через этот ужас, я был свидетелем их падения. Вы не представляете себе, как страшно, когда талантливый человек на твоих глазах превращается в убогое, трясущееся существо, находящееся в рабской зависимости от укола или таблетки. Слишком много было таких... И лишь немногие сумели выбраться из трясины.

 

А то, что происходит сейчас... По-моему, новое поколение наркоманов еще более невежественно, чем все предыдущие, - опять мы пришли к воспитанию. Если раньше мы прекрасно понимали, что наркотики - самообман, даже сами наркоманы отдавали себе в этом отчет, то ныне есть такие, кто считает, что наркотики такая же естественная составляющая жизни, как телевизор. Логика простая: одним источником дурмана больше, одним меньше - какая, в сущности, разница?

 

Вопрос: Недавно появилась Ваша биография, где автор утверждает, что Пол Маккартни, самый выдающийся бас-гитарист, левша, в действительности такой же правша, как и все обычные музыканты. Правда ли это?

 

Маккартни: Нет, я действительно самый настоящий левша. Когда я впервые взял гитару в руки, то никак не мог понять, почему мне так неудобно, я просто был не в состоянии играть, рука не чувствовала ритма. Потом я увидел фотографию, на которой был изображен Слим Уайтмен, он держал гитару наоборот, так, как хотелось взять мне. Я подумал, "Но вот ведь парень никого не стесняется, а чем я хуже?" И перевернул гитару.

 

Вопрос: Как известно, Джими Хендрикс тоже был левша, наверное, Вы почувствовали, что не одиноки, когда узнали об этом?

 

Маккартни: О, Джими! Он был великолепен! Я знал его, мы познакомились во время его концерта в Лондоне. Когда я впервые увидел его на сцене, я был потрясен. До этого я никогда не предполагал, что гитара имеет такие огромные возможности. Так виртуозно еще никто не играл, да и, пожалуй, не играет. То, что делал Хендрикс, казалось фантастикой. Он был не просто виртуозом гитары, как его называют сейчас, он поразительно чувствовал звук, каждая его нота имела особый смысл, а какие гармонии звучали в его композициях. Невероятно! Я смотрел концерт вместе с Эриком Клэптоном и Питом Тауншендом, мы буквально потеряли дар речи, а Клэптон, тоже гитарист милостью божьей, впился взглядом в его пальцы и только бормотал: "Этого не может быть!" Если уж такое говорил сам Клэптон, это что-то значило. Но величайшим комплиментом для меня стало завершение концерта, когда Хендрикс сказал: "А сейчас я сыграю вам произведение, которое потрясло меня так же, как в свое время ошеломил Бетховен". И он заиграл "Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band". Но как! У меня мурашки пошли по коже от его страстной импровизации, больше я никогда ничего подобного не слышал! Кстати, спустя несколько дней "Melody Maker" совершенно серьезно заявил, что его корреспондент насчитал у Джими шесть пальцев на правой руке, и Леннон отправился на проверку. Мы пришли в гостиницу, где остановился Хендрикс, и Джон на глазах ошалевших журналистов начал считать пальцы на руке Джими: "Один, два, три, четыре... а где же еще два?" Хендрикс только посмеивается, а Джон вопит на весь коридор: "Сенсация! В доброй старой Англии обокрали великого гитариста!"

 

Да, Хендрикс был великий гитарист. Я ничего не имею против Эдди ван Халена, которого сейчас сравнивают с ним, но до Джими ему как до Луны.

 

Вопрос: Расскажите, как впоследствии развивались ваши отношения с Ленноном.

 

Маккартни: Поначалу возникали конфликты, связанные с общей фирмой, я говорю об "Apple". Мы стали невероятно злобными и, я бы сказал, стервозными. Но кто-то должен был сделать первый шаг к примирению, и я подумал: почему бы мне не пойти навстречу требованиям Джона? Я решил: черт с ними, со всеми этими деньгами, дружба дороже, и позвонил ему, чтобы предложить мировую. Я казался себе этаким голубем мира с оливковой ветвью. Джон снал трубку и, услышав мой голос, рявкнул: "Ну чего тебе еще?!" Я начал объяснять, но он прервал меня на полуслове: "Ты опять несешь какую-то чушь!" Вообще-то он сказал "чушь собачью" - я даже хотел сделать альбом с таким названием - и бросил трубку.

 

Долгое время наши отношения были именно такими, "чушь собачья" действительно самое подходящее для них название. Но в конце концов мы поняли одну простую вещь: если мы хотим сохранить нашу дружбу, ни в коем случае в разговоре нельзя произносить слово "Apple" - мы от него заводились, как автомобиль от стартера. Мы могли болтать о чем угодно, о моих детях, о кошках, которыми Джон заполонил квартиру, о музыке, единственным табу был "Apple". Наконец мы даже сообразили, что есть люди, которым выгодно законсервировать наши взаимоотношения в таком виде, в каком они были в самые худшие времена. Об этом первым сказал Джон. Он позвонил мне глубокой ночью и мрачно пробурчал: "Знаешь, если тебя так же накручивают против меня, как меня против тебя, то вовсе неудивительно, что мы ведем себя как кошка с собакой", и, немного посопев, положил трубку. Это было за два месяца до... как жутко звучат эти слова... до его смерти. Я до сих пор не могу поверить. Знаете, трудно свыкнуться с мыслью, что его больше нет.

 

Но я по крайней мере рад, что он был счастлив в последние несколько лет своей жизни. Вообще-то, он был очень теплым человеком, наш Джон. Он снимал свои очки - забавные, старомодные стеклышки, подслеповато щурился и говорил: "Ну, вот и я". Они были как стена, понимаете? Что-то вроде защитного экрана. И в те моменты, когда он убирал защиту, я боготворил его. Наверное, мы причинили друг другу немало зла, но мы не были подонками, как некоторым хочется нас выставить.

 

Недавно я листал буклет, который выпустила фирма "Apple" к двадцатилетию образования "The Beatles", ко мне в руки попал личный экземпляр Джона с его пометками на полях. Довольно любопытная вещица. Я перелистывал страницы, и у меня щемило сердце - некоторые фотографии были такими трогательными. Правда, Джон сопроводил иные из них комментарием: на фотографии, под которой была подпись "Свадьба Пола и Линды", он зачеркнул слово "свадьба" и написал сверху: "похороны". Другая фотография называлась "Пол приехал в Голливуд", ниже рукой Джона написано: "Чтобы вырезать Джона и Йоко из фильма". Его навязчивая идея. Он считал, что я, Джордж и Ринго недовольны тем, что Йоко снялась в нашем фильме "Let It Be", и пытаемся сократить сцены с ее участием. В чем-то он был прав - Йоко не имела никакого отношения к группе "The Beatles", несмотря на то, что стала женой одного из нас, и мы все не видели необходимости в ее крупных планах: в конце концов, фильм-то был о "The Beatles"! Но Джон настаивал, и она тоже попадала в кадр. Даже чаще, чем Ринго. Но что было, то было, никому и в голову не приходило переделывать из-за этого фильм, а Джон продолжал кипятиться еще десять лет. И в то же время он никогда не был злопамятным, это что-то другое.

 

Вопрос: Вы, наверное, знаете, что большинство считают Вас виновником распада "The Beatles"?

 

Маккартни: Такая точка зрения мне известна. Что я могу сделать... Грустно, если умные люди верят в то, что один человек - пусть даже этот человек коварный интриган Маккартни - в состоянии разрушить такой организм, каким был "The Beatles". Грустно... К сожалению, сразу же после распада Джон в запале обвинил меня в самых смертных грехах. Я не хочу оправдываться, но вспомните, я хоть раз позволил при журналистах неодобрительно отозваться о Джоне? (Действительно, я не могу такого припомнить. Скорее наоборот, когда кто-то допускал в присутствии Маккартни язвительное замечание в адрес Леннона, думая, что Полу будет приятно такое направление разговора, он мгновенно пресекал подобные попытки. - Авт.) Возможно, я слишком в штыки принял Йоко, может, мне надо было быть немного приветливее. Но ведь и остальные - Джордж и Ринго - не ладили с ней. Может быть, это наша вина, а не ее, но раньше мы никогда не сталкивались с подобными людьми. Она была... какая-то странная. Я знаю, что до сих пор многие не могут найти с ней общего языка. А Джон... Он любил ее, поэтому считал, что раз я его друг, то обязан уважать и его возлюбленную. И я честно пытался вызвать в себе это чувство. Но ничего путного не вышло, Джон это понимал, и мы с каждым днем все больше и больше отдалялись. В конце концов мы уже не могли видеть друг друга. Ситуация стала невыносимой. Но я точно знаю, что, несмотря на всю эту глупость, мы с Джоном продолжали соприкасаться душой. Я любил его, и он дня не мог прожить, чтобы не позвонить мне, правда, наши разговоры превращались в поток взаимных оскорблений, но нам было достаточно хотя бы слышать голос друг друга, неважно, какую чушь мы при этом мололи. Спросите Джорджа или Ринго, у меня с ними тоже бывали размолвки, но мы же друзья. Настоящие друзья.

 

Вопрос: Кого из современных музыкантов Вы могли бы выделить?

 

Маккартни: Ну, таких немало. Вы знаете, недавно в Лондоне был небольшой концерт под названием "Рок-н-Ролл - это здорово!". Там были Марк Нопфлер, Эрик Клэптон, Элтон Джон, Тина Тернер, Ричи Блэкмор и многие другие. Я присутствовал в качестве зрителя. В середине первого отделения Клэптон заметил меня, спустился в зал и затащил меня на сцену. Ну, меня долго уговаривать не надо, и мы дружно затянули старую песню "The Beatles" "I Saw Her Standing There". Что началось в зале! Но это я опять о себе, да?

 

Хотите, я составлю Вам символическую рок-группу из тех музыкантов, которые, как мне кажется, на сегодняшний день лучшие? Вокал - Роберт Плант, гитара - Эдди ван Хален, клавишные - Стиви Уандер, ударные - Фил Коллинз, бас, хоть это и нескромно, но на бас-гитаре буду играть я.

(Источник: http://dasdas.narod.ru/dasist_pmc3.html)

 [Биография] [Анкета] [Аудио]