Смирнов Юрий, Севостьянов Сергей.
Гитара в театре и кино. Юрий Алексеевич Смирнов.
Биографический очерк.
Помню, как мама взяла меня на работу в госпиталь, чтобы вымыть меня. Другой
подобной возможности у неё не было. Зимой у неё вытащили карточки. Это было
равносильно смерти, но мы всё же выжили и дождались весны. Лёд уже сошел,
когда мы были эвакуированы из Ленинграда. Помню, как мы плыли через Ладогу
на барже. Нас бомбили, и одна из барж пошла ко дну. Постепенно стал
приближаться песчаный берег, на берегу которого стоял эшелон из теплушек.
Это было как мираж, который превращался в нечто реальное: солнце, песчаный
берег, суета и т. д. Так начиналась новая жизнь.
Киргизия. Таласская долина. В наше время это звучит экзотически. А тогда...
Вскоре туда стали переселять поволжских немцев, крымских татар, чеченцев,
ингушей… Было страшно: резня, голод (ели коренья)... В конце 1944 г. удалось
оттуда выбраться на Украину, которая только что освободилась от немцев. Жили
мы как отшельники на краю села в мазанке-саманке. Весной мама стала работать
в колхозе, но на трудодни ничего не платили. К тому же был неурожайный год.
Живи, как знаешь. Всё уже было продано, проедено. Но мы снова выжили. Весной
48 г. мама получила вызов из Ленинграда, куда мы и вернулись. Но наша
комната была занята. Начался новый этап борьбы за жизнь под солнцем. Мама
отослали меня к бабушке в Рыбинск, а сама начала борьбу за жильё. На
фабрику, где она работала, её не взяли из-за дистрофии. Зато взяли
разнорабочей в баню на погрузку уголька с окладом 300 рублей, на которые
даже карточки не отоварить. Маме удалось выхлопотать пенсию за погибшего
отца и вернуть комнату. Ура! Жизнь продолжается. А вскоре маму взяли на
фабрику. Я же пошел в школу в 3-й класс. - Я всё время опаздывал. На то были
известные причины.
Музыкой я стал заниматься довольно поздно. Мне было уже 17 лет, когда я
после 7-го класса пошел устраиваться на работу, нужно было получить какую-то
профессию. Но жизнь непредсказуема. В конце августа я поехал на открытой
машине за грибами. На обратном пути нас вымочило дождичком, а затем высушило
ветерком. Я простыл и жутко кашлял. При поступлении на работу на рентгене
обнаружилось, что у меня чуть ли не дырка в лёгких. Попав в больницу на 4
месяца, я был оперирован и получил 2-ю группу инвалидности. После этого
провел 6 месяцев в санатории для подростков. По утрам после завтрака мы с
товарищем по палате и главврачом уходили на лыжах в лес, в сопки до самого
обеда, а потом спали всласть до полдника. Чудное было время, невзирая на
некоторые процедуры. Здесь в санатории я и познакомился с гитарой. Я был
удивлён, как это так, в одной позиции только пальцы переставляет, а звучат
аккорды и не только они... Здорово! Это ЖеМэ , то есть Женя-музыкант,
демонстрировал нам своё искусство. Кроме того он играл на баяне и на ф-но
(на зарядку становись!). А спустя 20 лет мы встретились в Доме народного
творчества, где я читал лекции на Курсах повышения квалификации для
педагогов класса гитары. Мы оба были удивлены нашей встрече. А тогда я
выпросил у одного парня Школу Иванова-Крамского. Большое ему спасибо, я
вечный его должник! С этого всё и началось. Я выучил ноты, их высоту и
длительность. Выучил, где какая нота находится на грифе, и потихоньку начал
разбираться в пьесах. Это было летом, а осенью я пришел в ДК им. 1-й
Пятилетки, где был неаполитанский оркестр. При оркестре был класс гитары, в
котором преподавал Пётр Иванович Исаков. Это была ступенька в будущее. И на
следующий год я решил поступать в школу им. Римского-Корсакова, где
преподавал Пётр Иванович (она была единственной на весь город, где обучали
взрослых). Конкурс был довольно большой: 130 человек на 4 места. Я выдержал
испытание и был принят. Со мной вместе поступили Толя Бузович -
семиструнник, Галя Гарнишевская, Дима Карпович и ваш покорный слуга - на
классическую гитару. Здесь же учились Павел Стуколкин, Жора Овчинников и
Толя Лихатов (семиструнник).
