ВЕЛИКИЙ  КОМПОЗИТОР
ЛАТИНСКОЙ  АМЕРИКИ  ЭЙТОР  ВИЛА-ЛОБОС

"Гасета мусикаль", Париж, июль-август 1928 

Карпентьер А. Мы искали и нашли себя: Худож. публицистика. - М.: Прогресс, 1984, стр. 240-244.

[...] Эйтор Вила-Лобос — один из немногих наших деятелей культуры, который гордится своим американским мироощущением и не пытается искажать его. На сей раз пальма думает, как пальма, и не мечтает о северных елях. Отсюда поистине необыкновенный успех — успех у публики, у критики, у профессионалов, — который имели в Париже его произведения, исполненные того ритмического трепета, того неповторимого колорита, которые свойственны только американской земле, чьи автохтонные элементы были обогащены негритянским влиянием.

[...] Негры и индейцы заимствовали чувство мелодии у испанцев, португальцев и итальянцев, благодаря чему мелодии их собственных песен приобретали широту, первоначально им не свойственную. Напевы европейского происхождения обогащались жесткими звучаниями необычных ударных. Имела место и эволюция: нормандский контрданс, завезенный на Кубу французскими колонистами или буканьерами, превратился в колоритную дансу, прародительницу прелестных современных дансонов городских предместий. В других странах индейские флейты объединялись с негритянскими барабанами. Музыкальные элементы переставали быть африканскими или европейскими и приобретали американское гражданство. Число мелодий песен и танцев увеличивалось до бесконечности. Гитары утрачивали струны, аккордеоны приобретали новые голоса, барабаны меняли форму, кены проникали в города... Ну мог ли не породить весь этот удивительный набор тем и интонаций свежие и страстные таланты, такие, как Вила-Лобос?

"Я не фольклорист, — говорил мне недавно Вила-Лобос. —  Фольклор меня не заботит. Моя музыка такая, какая есть, ибо именно так я ее чувствую. Я не охочусь за темами. Я пишу свои произведения как чистую музыку. Я отдаюсь на волю своего темперамента. Мою музыку находят слишком бразильской! Это прежде всего потому, что она отражает бразильское мироощущение. Это есть и мое мироощущение; у меня не могло бы быть иного... Почти все мои музыкальные темы — моего собственного сочинения. Когда же, как, например, в "Шорос", я использую какую-нибудь народную тему, то всегда преобразую ее в соответствии со своим темпераментом. И если иная из них напоминает по своему характеру, как утверждает Флоран Шмит¹, народную песню Сан-Паулу, то лишь потому, что эти песий баюкали мое детство и, следовательно, они более всего способны тронуть меня. Я чувствую их так же, как русский чувствует песни ямщиков из "Петрушки"..."

Ставя, таким образом, вопрос о национальном характере как проблему мироощущения (не той ли точки зрения придерживался и Мануэль де Фалья в интервью, опубликованном некоторое время тому назад?), Эйтор Вила-Лобос не всегда прибегает — как в своем "Нонете" или "Сирандах" — к чисто бразильским темам в качестве источника вдохновения. Его многочисленные квартеты, трио и сонаты, а также "Рудепоэма", посвященная Артуру Рубинштейну, и партитура необычного балета, создающегося в настоящее время, имеют лишь одну цель: быть музыкой настолько, насколько это вообще возможно. Если его произведения иногда немного смущают своим неистовством и резкостью — как, например, пророческое скерцо, украшающее трио, написанное более десяти лет тому назад, — то это потому, что эстетическое видение композитора вбирает в себя всю щедрость пейзажей Америки. Звереныши из "Мира ребенка", вызывающие умиление композитора, способны проглотить малыша, играющего с ними. Только мальчик, обладающий инстинктом людоеда, мог бы развлекаться такими ужасными, хотя и очаровательными, игрушками.

Композитор совсем недавно познакомился с Европой. Но его бесстрашная и властная природа позволила ему догадаться, еще когда он находился в Бразилии, о здоровой музыкальной ереси, процветающей в Старом Свете. Некоторые его произведения, написанные задолго до 1920 года, оказываются почти пророческими.

"В общем, — утверждает композитор, — любой современный музыкант, даже посредственный, заслуживает большего снисхождения, чем музыканты прошлого, так как проблемы, которые он вынужден решать, неизмеримо сложнее. Сегодня есть музыканты, которых я считаю очень плохими, но для меня они все же лучше, чем музыканты вчерашнего дня".

Произведения Вила-Лобоса бразильского характера уже представляют собой значительный вклад в общеамериканские ценности. Сюда могут быть отнесены сочные "Сиранды" для фортепиано, наполненные режущими ударными ритмами, заимствованными из негритянских самб Баии; "Тоска по бразильским лесам" для фортепиано; прекрасные "Три индейские песни" на тексты, записанные патером Жаном де Лери (1553) и Рокетти Пинту; "Хороводная песня для женского хора и оркестра" и удивительный Нонет для флейты, гобоя, кларнета, саксофона, фагота, челесты, арфы, ударных и смешанного хора, в котором композитор хотел передать "звуковую атмосферу, а также оригинальные ритмы Бразилии".

Но до сих пор наиболее сильным и новаторским в творчестве бразильского композитора являются его "Шорос", исполненные в Париже во время двух больших фестивалей его музыки, проходивших в зале Гаво в прошлом году.

"Шорос", — объясняет сам композитор, — это новая форма музыкальной композиции, в которой синтезированы различные стили и формы бразильской музыки; в качестве главных элементов выступают ритм и какая-нибудь характерная, изредка появляющаяся мелодия, эти элементы преобразованы в соответствии с индивидуальностью автора. Гармонические приемы создаются в соответствии с характером использованного материала" [...]

Флоран Шмит, автор музыки к "Трагедии Саломеи" и великолепного квинтета, написал о "Шорос № 8" для оркестра следующие красноречивые строки:

"В этом гигантском произведении, написанном для восьмидесяти поршней оркестра, мы видим, как вырываются на волю без всякого стеснения худшие инстинкты наследника каменного века. В этой партитуре фантазия пробуждает садизм, но это стилизованный садизм, садизм доброго человека с утонченной душой, недоступный какому-нибудь мужлану; он не выходит за рамки прекрасного. Оркестр воет и бредит в приступе jazzium tremens² в тот момент, когда вы думаете, что сверхчеловеческий динамизм достиг крайних пределов, внезапно вступают в игру четыре руки двух дровосеков, двадцать пальцев, стоящих сотни, которые трясут два великолепных tankts³ в пятнадцать октав. На этом бурлящем фоне они, эти tankts, взрываются с грохотом, подобным землетрясению в аду. Это последний, оканчивающий ваши муки удар. Все это можно считать демоническим или божественным в зависимости от вашего разумения. Вы можете ненавидеть или обожать эту музыку, но не останетесь равнодушными. Вы неизбежно почувствуете великое дыхание".

"Другой моей новой формой композиции являются "Сересты", нечто вроде серенад, — говорит нам композитор. — Это вокальный жанр, напоминающий стиль традиционных песен Бразилии: романсы, которые поют нищие слепцы, просящие подаяние, бродячие музыканты; напевы возниц, погонщиков волов, крестьян и каменщиков из самых удаленных от столицы районов страны".

В настоящее время, помимо работы над новыми сочинениями, Вила-Лобос подготавливает очень важный труд по фольклору, первый том которого выйдет очень скоро. [...] Исколесив в течение ряда лет всю Бразилию в поисках материала, композитор, мы не сомневаемся в этом, завершит свою работу успешно.


Воскресный вечер. Студия Вила-Лобоса не может вместить всех друзей, гостей, исполнителей. Композитор проявляет чудеса проворства, чтобы вести сразу несколько бесед — нечто вроде сеанса одновременной игры на двадцати шахматных досках. Вокруг фортепиано — звуковой сундук, — как лампадки, вспыхивают огоньки бесчисленных сигарет. На стенах фотографии исполнителей произведений композитора: Артур Рубинштейн, Вера Янакопулос, Алина ван Берентцен. [...]

---

 

БАРОЧНОСТЬ  И  ЧУДЕСНАЯ  РЕАЛЬНОСТЬ

Лекция, прочитанная в Центральном университете Каракаса в мае 1975 г. Вошла в сборник "Смысл бытия" (Гавана, 1976)

Карпентьер А. Мы искали и нашли себя: Худож. публицистика. - М.: Прогресс, 1984, стр. 101.

[...] К этому времени⁴ относится мое знакомство с Эйтором Вила-Лобосом, несомненно величайшим из композиторов, которых когда-либо дарила миру Латинская Америка. Насколько он велик, подтверждает небывало частое исполнение его произведений в Европе в настоящее время. Ни одна музыкальная радиопрограмма не обходится без музыки Вила-Лобоса. Его "Бахианы" для голоса и небольшого оркестра исполняются повсюду, как и "Шорос", этюды для гитары. Музыка Вила-Лобоса буквально заполонила эфир Старого Света. Тогда Вила-Лобос только что приехал в Париж. Это был необыкновенно живой латиноамериканец, сочинитель, враль, неистощимый на разные выдумки фантазер. Он уверял нас, что у него в комнате живет взаперти животное, которое он называл "бразильским драконом", и когда как-то раз мы пришли к нему, то увидели засушенного хамелеона. В этом он был невероятно похож на Диего Риверу⁵. Диего Ривера изобре-тал космогонические теории, выдумывал необычайные происшествия, различные астрономические теории. А когда его уличали: "Ну, Диего, этого не может быть!", он отвечал: "Позвольте! Это проверено комиссией немецких ученых". Ну а можно ли спорить с комиссией немецких ученых? А уж кто входил в эту комиссию, другое дело...

Жизнь Вила-Лобоса в Париже напоминала жизнь латиноамериканского вельможи, но это был вельможа духа; жил он в маленькой, скромной квартирке и там но воскресеньям устраивал "приемы" для известных француз-ских композиторов, где гостей угощали фейжоадой⁶ и другими блюдами бразильской кухни. Принимал в своем доме. [...] у Вила-Лобоса они учились искусству ритмической организации, использовали в своих партитурах его опыт. [...]

 Примечания

¹  Шмит, Флоран (1870-1956) - французский композитор.
²  jazzium tremens - джазовая лихорадка (образовано по
   типу латинского)
³  tankts - цистерны, баки, резервуары (англ.)
⁴  Год прибытия А. Карпентьера в Париж - 1928 год.
⁵  Ривера, Диего (1886-1957) - мексиканский живописец и
    общественный деятель. Один из создателей национальной
    школы монументальной живописи.
⁶  Фейжоада - национальное бразильское блюдо.